(c) bleachbedlam.bleachforum.ru
Блуждания богов в пространстве японской культуры
1.
Мне этими вопросами буквально прожужжали все уши. Да есть ли на самом деле у японцев религия? Верования-то есть ли? Как только люди обнаруживали, что я изучаю фактическое состояние религиозных убеждений и верований японцев, тут же неминуемо начинались такого рода вопросы.
И нередко сквозь эти расспросы просвечивало сомнение — а соответствуют ли, вообще говоря, японские божества ками понятию религии? Доходило даже до намеков на то, что по сравнению с христианским Богом и Аллахом у мусульман японские боги что-то чересчур примитивны и религиозная их сторона представляется весьма ослабленной.
Известно, например, что при населении в 100 миллионов человек численность верующих в Японии превышает 200 миллионов1. А если у японского интеллигента, оказавшегося за границей, спрашивают, какова его вера, он, как правило, надолго задумывается и, в конце концов, изрядно помучившись, отвечает — либо, что он атеист, либо, что синтоист, либо буддист. При этом с каким-то самоуничижением, что ли... В этот момент в воображении его всплывает собственная фигура — фигура японца, в первый день Нового года направляющегося к синтоистскому храму. И еще — радостная, нарядная молодая пара, шествующая под венец в христианскую церковь. А потом в памяти встает еще один образ — люди, смиренно и благоговейно склонившие головы перед буддийским монахом во время похорон. В нашем религиозном ландшафте прижились и божество ками, и будды, и даже чужеземные боги. Так каких же из них можно считать нашими собственными богами?
Похоже, нарисованная мной картина подсказывает представление о беспринципном японце, принимающем и синтоизм, и буддизм, и христианство, верующем понемножку и в то, и в это. Этакий интеллектуальный анархист, не задумывающийся о сути религиозных представлений. В самом деле, к какому-то моменту большинство японцев было вынуждено, в конце концов, принять и одобрить такое положение дел, и тогда возникла иллюзия, что именно в этом-то и состоит отличительная особенность японской религиозности. Об этом же говорит и утвердившееся обыкновение называть все в совокупности религиозные представления японцев «японской религией».
Однако же мне представляется, что в таком признании и «своего» и «чужого» кроется коренная ошибка. Более того, я даже думаю, что такое представление — что-то вроде мифа, причем довольно легковесного и основанного на предрассудке.
Стоит лишь обратиться к данным опросов, о которых я упомянул, и это сразу становится очевидным. Почти все анкеты открываются вопросом: «ваша религия?». К какому, стало быть, вероисповеданию относит себя анкетируемый. Подразумевается один из ответов — «христианин», или может быть, «мусульманин», или «синтоист», или «буддист». Иными словами — «принадлежите ли вы к монотеизму или политеизму, или же пантеизму». Вопрос, сформулированный в таком виде, несомненно, основывается на христианских представлениях. Иными словами, за предпосылку берется христианское понятие о Боге, и под этим углом зрения трактуется мир японских божеств ками, будд и бодхисаттв. Здесь подспудно уже заложено признание превосходства христианских представлений и критицизм по отношению к миру ками и Будды.
Ведь если стоять на позициях христианства, то предполагается выбор — вера в Единого Бога или многобожие, одновременное сочетание того и другого недопустимо. Предлагается непременно выбрать что-то одно — или то, или другое, поскольку сами объекты не таковы, чтобы можно было сказать — и то, и другое.
Однако мне представляется чрезвычайно важным именно то обстоятельство, что сам этот вопрос о вероисповедании порожден христианским мировоззрением. Поскольку осуществляется субъективный выбор — религии, или же верований. В христианстве как раз этой субъективности всегда придавалось особое значение. И особенно подчеркивалось в протестантизме.
Но дело не только в этом. С самого начала почти все исследования по религиям Японии исходили из тех же предпосылок. Вполне вероятно, что под этим углом зрения позволительно изучать и трактовать историю христианства или ислама. Но если рассматривать с тех же позиций и религиозные представления японцев, то, пожалуй, самое главное в них может ускользнуть от наблюдения.
Подобным же образом в вопросе «каковы ваши верования?» также содержатся вышеозначенные исходные понятия. Это ведь почти то же самое, что спрашивать, как связаны эти верования с вашим повседневным самосознанием, как конкретно вы ими в жизни руководствуетесь? В таком смысле воспринимает это вопрошаемая сторона, и из той же предпосылки исходят спрашивающие.
Японец, которому задан такой вопрос, оказывается зажатым в угол и пытается заглянуть в свою душу, поскольку в этом вопрошании содержится своего рода напряжение субъектно-объектных отношений, возникающее в пространстве между человеком и Абсолютным Другим (божеством ками или каким-нибудь из будд). Под действием этого напряжения японец начинает думать, что в его душе вовсе нет того, о чем спрашивают, и тогда он отвечает, что никакой религии не придерживается, хотя это и противоречит его внутреннему ощущению. Мысль, содержащаяся в таком вопросе, живо воскрешает в его сознании христианское отношение к миру. И, в частности, протестантскую манеру понимать вещи.
Мне же, однако, представляется, что японское религиозное мировоззрение просто исходит из других предпосылок и не приходится рассматривать его как регулятор самосознания или критерий для выбора того или иного типа поведения. Пожалуй, даже наоборот, одно время можно было думать, что в японских верованиях содержится прямо противоположный полюс, где такого рода регуляции предельно гасятся и снимаются. Именно такой была до нынешних дней вера большинства японцев и в божеств ками, и в будд одновременно. И, скорее, именно исключительная принадлежность к какому-то лишь одному религиозному течению покажется, в рамках такого мировоззрения, неправильной и не религиозной. Тем не менее до сих пор все исследования и опросы по проблемам религий проводились с полным забвением традиций японской культуры.
Отсюда явствует еще один вывод, курьезный и печальный: большинство японцев после Мэйдзи, даже не будучи христианами, смотрят себе в душу христианскими глазами. Заимствуя суть христианского понятия о Боге, они пользуются им как единственно существующим мерилом и с его помощью классифицируют и характеризуют мир японских ками и будд. И, рассмотрев с христианской точки зрения состояние своего нехристианского японского сознания, дают выработанный, как условный рефлекс, ответ по типу «да» или «нет», тем самым затемняя истинное положение дел.
То есть можно сказать, что все это время мы пытались заглянуть в сокровенные закоулки японской души с позиции иностранца. И этот смехотворный сдвиг в нашем восприятии характерен не только в отношении религии. После Мэйдзи японцы и вообще вынуждены были так или иначе принять эту акробатику сознания. Однако не пришло ли время освободиться от этого предрассудка, этого не слишком достоверного, ослабленного мифа?
2.
Достаточно беглого взгляда на японскую историю, и делается ясно, что судьба японских божеств ками неразрывно связана с развертыванием и метаморфозами буддизма в Японии. Не стоит забывать, что даже говорить о богах означает одновременно говорить о буддах, что они представляют собой словно лицо и изнанку одного и того же явления. Отсюда пошло выражение применительно к японцам — «вера в богов и будд». Об историческом развитии и особенностях этого понятия и пойдет далее речь.
Однако традиция этих единых верований в богов и будд была одним махом отвергнута во время эпохи Мэйдзи. Правительственные меры по «разделению богов и будд» были проведены насильственным образом, что называется, «сверху». Вероятно, правильно было бы сказать, что посредством этого разделения в самый фундамент японских религиозных воззрений, под лозунгом «модернизации», были внесены западные идеи. В этот период японским богам был брошен серьезный вызов.
«Разделение богов и будд» означало решительный разрыв не только в традиционной сфере взаимообусловленных верований, не только в области доктрин и обрядов, но и в организационном аспекте. Не боясь преувеличения, скажу, что эти восемьдесят лет -со времен создания правительства Мэйдзи и до 1945 г., года поражения Японии во Второй мировой войне, — благодаря насильственному разделению богов и будд, стали особым и беспримерным периодом в религиозной истории Японии. Ведь тогда общины традиционно существующих и так называемых «новых религий» обязаны были отказаться от традиционного комплекса синто-буддийских верований, принять их насильственное разделение и внедрение «государственного синтоизма».
Цудзи Дзэнноскэ, ставший впоследствии профессором Токийского Императорского Университета, в первом томе своей известной работы «История японского буддизма» убедительно показывает, что со времен первой буддийской проповеди на японской земле японцы на протяжении всей своей истории стремились согласовать синтоистских божеств ками и будд. Эта мысль красной нитью проходит через весь его обширный труд.
Он же, в соавторстве со своим учителем Мураками Сэнсё и коллегой Васио Дзюнкэй, в 1926-27 гг. выпустил три тома «Собрания документов по истории реставрации Мэйдзи и разделению синтоизма и буддизма». Важно в связи с этим отметить, что изначальной целью труда этих троих ученых было вернуть религиозное миросозерцание, пришедшее в полный сумбур в результате разделения богов ками и будд, к прежнему состоянию, когда все эти верховные существа, по мнению авторов, существовали в единстве и гармонической связи друг с другом.
Этот факт уже вполне очевиден, но необходимо добавить , что оба эти труда Цудзи Дзэнноскэ содержали скрытый протест против тех проб и ошибок, которыми Япония Нового времени расплачивалась за свое политическое становление. К этим ошибкам прежде всего надо отнести разделение богов и будд и кампанию по «изгнанию Будды», когда по всей стране проводилось уничтожение буддийских монастырей, изваяний и свитков с сутрами, а также учреждение государственного синтоизма. В книгах Цудзи прорывались эмоции, подавляемые ошибочной политикой разделения богов и будд.
Однако впоследствии научный мир полностью игнорировал сказанное Цудзи. Причина этого в следующем: современная наука, возникшая в Японии в период Мэйд-зи и исследовавшая две главные темы религиозной истории Японии — синтоизм и буддизм, разделилась на два рукава. Образовались две разных категории ученых: одни изучали синтоизм и так называемую Школу Национальной науки, другие же — буддизм и индологию. Таким образом, изучение божеств ками и будд стало проводиться сугубо изолированно, в разных научных сферах и на основе разных методик. И можно утверждать, что постепенно науки, трактующие богов и будд, стали отдаляться от религиозного сознания японцев. В некотором смысле, пожалуй, это отделение богов от будд в мире науки соответствовало предпринятым в период Мэйдзи мерам по разделению богов и будд и установлению «государственного синтоизма».
И, думается мне, что наиболее ярким представителем этого разделения богов и будд в научном мире был знаменитый историк, профессор университета Васэда Цуда Сокити2 и его труды. Уточню еще раз — по мнению Цудзи Дзэнноскэ, в японском саду идей раньше цвели «цветы гармонии» и зрели «плоды совместности» божеств ками и будд. Отправной же точкой Цуда Сокити, в противовес этому, было утверждение, что боги и будды были сочленены искусственно и насильственно.
Сутью теории Цуда Сокити было его стремление принципиально отделить японскую культуру и ее идеи от китайских и индийских. Пожалуй, можно сказать, что такова была главная отличительная особенность его научной методологии. В результате его выводов получилось, что взаимодействие богов и будд было вызвано принуждением к сожительству двух явлений, изначально между собой никак не согласуемых. То есть в работах Цуда Сокити идеи разделения богов и будд дали весьма бурные всходы.
Что же касается последующих плодов этой теории, то мне думается, что той же методологии в основном придерживались Янагида Кунио и Оригути Синобу. Ведь японская этнография, основоположником которой был Янагида Кунио, методологически опиралась на те же предпосылки — прежде всего разделить собственно японские верования и заимствованные религии. Из конгломерата богов и будд изымались и отбрасывались буддийские элементы, шел подспудный поиск «собственно японских верований». Нельзя не заметить, что в этом пункте на японскую этнографию ложились отблески мэйдзийской правительственной идеологии разделения богов и будд.
Таким образом, мы видим, что исторический метод Цуда Сокити и этнографический — Янагида Кунио и Оригути Синобу, непосредственно отражая импульсы эпохи, имеют много общего. Во всяком случае, можно утверждать наверняка, что относительно традиционных верований в богов и будд их трактовки шли в едином русле. И очевидно, что эти исторические в этнографические методы представляют собой противоположный полюс по отношению к подходу Цудзи Дзэнноскэ.
Но в таком случае правомерно ли и сегодня считать теории Цуда Сокити и Янагида Кунио эффективными и достоверно отражающими специфику религиозного сознания японцев? Можно ли с их помощью охватить суть верований японцев в богов и будд?
Мне кажется, что сейчас этот подход уже не эффективен. Потому что в японском религиозном сознании сегодня вновь явственны многие черты этого весьма применательного синкретизма верований в богов и будд. Во всяком случае, когда приглядишься к нынешним массовым религиозным движениям, эта «комплексность» делается очевидной. И мне представляется, что в настоящее время происходит возрождение домэйдзийского состояния, когда японские верования еще не были разделены на синтоизм и буддизм, и вновь отчетливо обозначается тенденция к гармонии и согласованному сосуществованию этих типов верований.
При этом, разумеется, я вовсе не имею в виду противопоставить буддологию Цудзи Дзэнноскэ истории Цуда и этнографии Янагида, поскольку работа Цудзи представляла собой теорию синто-буддийского единства с упором на буддизм, а это тоже в настоящее время представляется неадекватным подходом, не позволяющим уловить структуру и функции японского религиозного мировоззрения.
Ввиду всего сказанного, одной из насущных задач момента представляется отказ от теории раздельности богов и будд как методики исследования в духе исторического подхода Цуда или этнографической концепции Янагида. В то же время синто-буддийское единство, предстающее в работах Цудзи прямо-таки идиллическим, также нуждается в поправках. И очевидно, что для выработки нового подхода прежде всего необходимо сделать то, о чем я бегло говорил в самом начале — то есть освободиться от пут самосознания, привыкшего видеть и оценивать себя с точки зрения верующего христианина. И мне хотелось бы, чтобы все последующее воспринималось именно с этих, изложенных мною сейчас позиций.
![[Bleach]/](https://s58.radikal.ru/i159/0901/53/3f7691b42b55.gif)
![[Bleach Sintaisei Sekai]](https://pic.ipicture.ru/uploads/090227/03VfjA9pow.png)
![[Ясли для Арранкаров]](https://i054.radikal.ru/0907/9c/962283af8798.gif)
